в чем смысл лозунга ницше живи опасно

Философ – это тот, кто живёт опасно…

Философия как бытие в максимально рискованном риске

Фёдор Шиманский. Уважаемый Александр Гельевич, вы являетесь самым известным философом в России, но и одним из немногих русских мыслителей, известных за рубежом. На Западе Вас даже называют «the most dangerous man in the world» — самым опасным человеком в мире. Очень часто можно это видеть в различных публикациях. Как вы к этому относитесь?

А вот с точки зрения философии, это иное. Здесь это скорее комплимент для меня, потому что философ — это тот, кто возвращает человеческому бытию его изначальные условия, экзистенциальные кондиции. «Жить опасно» — это формула Ницше. Жить надо «опасно», потому что человек уже в опасности. Мы в опасности, поскольку мы смертны, поскольку мы конечны, потому что мы ограждены стеной, границами, пределами нашей отдельности, нашей смертности. Поэтому часто древние греки называли людей θνητοί — смертными. θνητοί или βροτοί значит «смертные» или «люди». Люди как смертные существа — это наше определение, дефиниция видовая.

Так вот, если меня называют «самым опасным философом», значит, я «самый философский из философов».

Конечно, я думаю, были и поопаснее меня, может быть и есть, кто знает. В этом отношении, я просто принадлежу, если угодно, к цепи «опасных людей», то есть философов.

Эту опасность я не смягчаю, я не адаптирую её к интересам толп или обывателей; я сохраняю эту опасность, стараюсь сохранить её в том самом аутентичном состоянии, в котором она и должна, на мой взгляд, пребывать. Куда она, собственно, и была возведена целой плеядой мыслителей — от первых досократиков до Ницше и Хайдеггера. И я стараюсь поддерживать философию в том же состоянии, в котором она и должна быть. Ведь философия — это максимальная форма риска. Мыслить, как человек значит, мыслить о смерти, мыслить о конечности, мыслить о пересечении вечности и времени. Это и есть, собственно говоря, мышление.

Поэтому, когда меня называют «самый опасный философ», я воспринимаю это как комплимент, может быть, немножко незаслуженный.

Против глобализма и глобалистов

Второй момент. Я являюсь убежденным противником либеральной глобалистской идеологии. Более того, я противник современного мира, Модерна как такового.

И в этом отношении у меня двойственное отношение к Постмодерну. В той мере, в которой Постмодерн является продолжением Модерна, мне он отвратителен; в той мере, в которой он является разоблачением Модерна, он мне очень симпатичен и является для меня важным философским аргументом.

Но в любом случае я нахожусь в глубочайшей оппозиции парадигме Современности, которой живёт всё мыслящее и немыслящее человечество сегодня.

«В каждом сердце есть стремление выше»

Современный человек для меня — это человек вверх ногами. Я, конечно, сожалею, о таком его положении. Но я вижу его как монстра. Я испытываю к современному человечеству в последние 500 лет приблизительно то же чувство, которое нас охватывает, когда мы видим искромсанного инвалида или больного с синдромом Дауна. Впрочем, неуместно злорадствовать по этому поводу. Когда мы видим нечто несовершенное, извращённое, искажённое: человека с тремя руками, слепца или калеку с отрубленными ногами, это вызывает ощущение ужаса, но и в каком-то смысле сострадания. Но вместе с тем это непроизвольно желание всё-таки отойти куда-то в сторону, если не удается действенно способствовать оздоровлению или облегчению страданий. Я разрываюсь между отвращением к человечеству Модерна и стремлением ему помочь, поставить его с головы на ноги. Это двойственное отношение. С одной стороны, я вижу, насколько отвратителен этот монстр. С другой, даже несмотря на такое омерзение к мышлению, к быту, к политике, к обществу, к культуре, к науке ко всему человеческому в фазе Модерна – меня не покидает желание помочь ему вернуться туда, откуда оно – человеческое – ниспало и может быть даже выше.

Сама телесность Модерна, его плотоядная зацикленность на материальности, вводит меня подчас в состояние бешенства. Плотин, говорят, очень не любил своё тело, раздражался уже от того, что оно у него есть. Вот у меня очень сходное отношение к нижним аспектам жизни.

Четвёртая Позиция

Но вчерашний тоталитаризм страшен как сон или тяжелое воспоминание, а вот тоталитаризм настоящего времени – либеральный – он несет в себе весь кошмар отчуждения, подавления, закрепощения человека в материи, технике, деньгах. Поэтому борьба с тоталитаризмом в наше время есть непримиримая борьба с либерализмом – как с идеологией так и с её носителями.

Моя же позиция — Четвёртая Политическая Теория (4ПТ). Оно состоит в фундаментальной атаке либерализма в его основаниях, но не впадая при этом ни в одну из антилиберальных (иллиберальных) идеологий европейского Модерна. Основополагающий жест 4ПТ есть отбрасывание либерализма вместе с коммунизмом и фашизмом. Вот этого-то либералы как раз и не ожидали. Такой поворот застал их врасплох. Они научились как-то обходиться с коммунистами, как-то их укрощать, приструнять, одомашнивать. И современные левые послушно позабыли о классовой борьбе и сосредоточились на проблемах гендера, феминизма и мигрантах. Справились либералы и с нацистами — их они маргинализировали, демонизировали и превратили в монстров, после чего никакие крайне правые идеи никто объективно рассматривать просто не рискнет.

А вот с носителями 4ПТ, которую я развиваю, либералы сталкиваются впервые. Эта теория иллиберальная, прямо и жёстко антилиберальная, но одновременно она антимодернистская во всех отношениях, поэтому ни коммунизму, ни к фашизму её свести невозможно. И конечно, от этого им тревожно. Так как способности вести аргументированную дискуссию с теми, кто думает отлично от них, они сегодня совершенно утратили.

Тем более я выступаю не только от себя, я привожу в качестве аргументов теории и идеи мыслителей и Запада, и Востока, жёстко критиковавших европейское Новое время. Собственно их работы и сделали такой подход возможным, предвосхитили его, заложили его основания. А это, собственно, лучшие умы и самой западной культуры. Если мы посмотрим на то, какой процент из самых ярких западно-европейских мыслителей и художников придерживался либеральных взглядов и были солидарен с судьбами капиталистической цивилизации, то он окажется ничтожно малым. Те, кем хвалится Запад, чаще всего ненавидели капитализм и либерализм, атакуют его и с позиций прошлого и с позиций будущего, и справа, и слева. Самая яркая и прекрасная сторона культуры Запада была во многом антизападной, и уж точно антисовременной.

Поэтому я не одинок в 4ПТ, я опираюсь на огромное интеллектуальное наследие, в том числе и на русскую философию, которая тоже совершено не западная, не либеральная, не современная. Это не подлежит сомнению в отношении русской религиозной философии, а другой у нас просто нет. Либо русская религиозная философия Соловьёва, Флоренского и Булгакова, либо никакой! Всё остальное — смехотворно.

Русскую религиозную философию подготовили ещё ранее В.Ф.Одоевский с кружком любомудров-шеллингианцев и славянофилы. И снова речь шла о критике Запада, Модерна и либерализма. Их наследниками были позднее евразийцы. Конечно, они не такие большие философы, но с точки зрения интеллектуальных интуиций они заглянули в русскую идентичность глубже многих других. В их случае антизападничество и антилиберализм ещё ярче.

Всё русское – антилиберально, как слева, так и справа. Но не всё русское дозрело до осмысления 4ПТ. Ничего постепенно дозревает и, уверен, в какой-то момент дозреет.

Традиционалист и хайдеггерианец

Фёдор Шиманский. Хотелось бы спросить вот что. Вас обычно характеризуют одновременно тремя следующими категориями: как евразийца, как хайдеггериaнца и как традиционалиста, в смысле последователя Генона. Кто-то даже думает, что это одно и то же. Но другие считают, что это просто невозможно. И как вам удаётся это совмещать и действительно ли можно вас так охарактеризовать?

Александр Дугин. Это абсолютно так. Я бы расставил приоритеты таким образом:

Я, в первую очередь, традиционалист. То есть, Генон, Эвола, традиционалистская философия для меня являются абсолютным ориентиром. Я вижу себя только и исключительно на стороне традиционалистов, и я полностью разделяю все основные установки традиционализма.

Для меня и традиционалисты, и Хайдеггер являются провозвестниками и отцами-основателями 4ПТ, ведь 4ПТ основана прежде всего на радикальной и бескомпромиссной критике Модерна. 4ПТ в каком-то смысле это не что иное, как обобщение критики традиционалистами и Хайдеггером Нового.

Я убежден, что Хайдеггер, несмотря на своё отношение к национал-социализму, не может быть причислен к Третьей политической теории. Ничего подобного. При том, что Хайдеггер не испытывал никаких симпатий к марксизму и радикально отвергал либерализм (который он называл планетар-идиотизмом), необходимо учитывать и его глубокую и последовательную критику самого национал-социализма. В национал-социализме Хайдеггер отвергает всё то, что было в нем современного, модернистского: расизм, механицизм, атеизм, секулярность, Machenschaft, одержимость техникой. Об этом Хайдеггер ясно говорит в «Чёрных тетрадях», да и в других текстах. Он противопоставляет национал-социализму совокупность установок и идей, которые очень близки 4ПТ. Его критика национал-социализма это не критика ни справа, ни слева. Это критика сверху, то есть с позиции 4ПТ. Поэтому между традиционализмом и Хайдеггером больше общего, чем принято считать.

Но есть и некоторые различия, хотя совместить их не так трудно. Ведь у них есть общий знаменатель — фундаментальное отвержение Модерна, Нового времени, либерализма, демократии, материализма, секулярности, атеизма, марксизма и национализма. Кстати, очень важно, что национализм — это тоже буржуазное, западное, современное, атеистическое, секулярное, направление в идеологии и политике. И поэтому последовательный традиционалист не может быть националистом. Это, впрочем, прекрасно показал Эвола. Нации возникли как буржуазный симулякр Империи.

Евразиец: к субъектности континента

Теперь, что касается евразийцев. Я открыл евразийцев позже, чем традиционализм и Хайдеггера, и был поражён, насколько их интуиции и с точки зрения культурной, и с точки зрения цивилизационной, и с точки зрения философской, и с точки зрения геополитической (это вот очень важно!), идеально сочетаются с этими традиционалистскими антисовременными (антимодернистскими) установками. При этом важно, что такая сходная политическая философия сложилась в контексте русской культуры, русской традиции.

Важно, что кн. Н.С.Трубецкой, основатель евразийства, оказывается, был крупнейшим структурным лингвистом. Его ближайшим сподвижником был еще один великий русский ученый лингвист и филолог – Роман Якобсон. То, что Н.С.Трубецкой был одновременно и главной фигурой евразийского течения и одной из ярчайших фигур структурализма, не случайно. Евразийство ставит во главу угла качественное пространство, месторазвитие, по П.Н.Савицкому. А это своего рода аналог структуре. Как язык предопределяет речь, так пространство предопределяет историю. Отсюда тезис «география как судьба» и важнейший концепт Евразии.

Всё это у меня постепенно сошлось, сложилось в общую картину. Параллельно прояснялась связь структурализма с феноменологией, что давало еще один общий ракурс взгляда на евразийство как фундаментальной политической философии, по сути, русской версии 4ПТ.

Ещё один важнейший аспект – открытие евразийцами геополитики. Они были первыми среди русских мыслителей, открывших и осмысливших на свой лад идеи Макиндера. В германском контексте нечто подобное осуществили Карл Хаусхофер и Карл Шмитт. И как немцы сделали из противостояние Land Power и Sea Power свой вывод, также поступили и евразийцы. Для немецкой школы, более развитой, Heartland’ом, основной «континентального могущества» была сама Германия. А для евразийцев – Россия, что еще более соответствовало модели самого Макиндера.

Евразийцы однозначно опознали русскую идентичность как ядро и оплот сухопутной цивилизации, согласившись с определением «оси истории». Но если Макиндер рассматривал Land Power, Евразию как объект, евразийцы настаивали, что Евразия есть субъект. А это меняло радикально атлантистский взгляд на карту мира.

Евразийцы встали на сторону цивилизации Суши, наделили само это понятие историческим, интеллектуальным, философским содержанием. Фактически евразийцы бросили вызов современному миру с позиции и философии, и русской цивилизации, и геополитики, отождествив Атлантическую цивилизацию, Sea Power с западноевропейским Модерном, с современным миром.

Неоевразийство: как философствуют баллистическими ракетами

Это грандиозное открытие евразийцев, которое придало всей конструкции традиционализма и хайдеггерианства конкретное геополитическое воплощение. Этому я посветил свою книгу, ставшую очень известной – «Основы геополитики». «Основы геополитики» стали платформой уже неоевразийства, в которое были интегрированы и традиционализм, и Консервативная Революция, и геополитика, и цивилизационные теории.

Мы переходим от экзотической ностальгии по «золотому веку» и романтических проектов Нового Средневековья к планированию стратегии великой державы и её оборонной и наступательной политики в Генеральном штабе. И вот уже от Генона и конца кали-юги мы переходим к обсуждению с влиятельными и высокопоставленными военными и гражданскими лицами интеграции постсоветского (имперского) пространства в Евразийский Союз.

Геополитика как судьба

Неоевразийство является переходом от метафизики и философии, которые были далеко не чужды основателям евразийства, к практическим вопросам геополитики, внешней политики, стратегии и обороны.

В конечном итоге с приходом Путина это параллельное – геополитическое, евразийское – оборонное сознание было легализовано. Пусть частично, половинчато, но легализировано. И далее «вечер совсем перестал быть томным», потому что 4ПТ, традиционализм и Консервативная Революция, сомкнулись в евразийской геополитике – пусть даже по вполне прагматическим соображениям (необходимость иметь непротиворечивую стратегическую модель в ответ на непрекращающееся давление Запада) – с практической политикой.

Но этого не произойдёт. И в каком-то смысле уже поздно. «Основы геополитики» написаны – причём ещё в начале 90-х годов.

Но «опасность» евразийской геополитики и «евразийских геополитиков» для Запада не сокращается, напротив возрастает. Моё участие в разного рода геополитических процессах, мои встречи, консультации, обмен мнений с руководством различных государств, с интеллектуальными элитами, стратегическими экспертами разных стран — всё это продолжается.

Планетарное влияние неизвестного маргинала

При этом интересно, что у людей, которые на Западе (и не только на Западе) меня ненавидят, считают меня «врагом человечества» (а я, на самом деле, являюсь врагом человечества – но не всего, а только либерального и, шире, современного, – ведь в Новом времени меня вообще ничего не устраивает), уживаются на мой счет два взаимоисключающих мнения: «Это очень влиятельный человек, он предельно опасен, он связан со множеством центров принятия решений» и одновременно: «Он полный маргинал, он никому не известен, он вообще ни на что не влияет». И такое раздвоение не у разных людей, а часто у одних и тех же. Почти в каждой фразе, описывающей меня и мои идеи, если внимательно присмотреться, мы найдём логическое противоречие.

Меня представляют одновременно маргиналом, никому неизвестным человеком, эксцентричным фантазером, не имеющим никаких выходов на серьезные инстанции и высказывающим экстравагантные никому не понятные гротескные идеи, но эта «маргинальная», «ничтожная» личность почему-то влияет на большую геополитику – на стратегические решения Кремля, на европейский и американский популизм, на антиимпериализм Латинской Америки, на Иран, Турцию, арабский регион и т. д. Что показательно, они произносят взаимоисключающие оценки на одном дыхании. И отчаянно пытаются встроить меня в какой-то понятный для них карикатурный образ – «экстремиста», «сталиниста», «националиста», «империалиста» и еще похуже.

Однако моя философия будет посложнее, чем эти пустые штампы.

Глашатай 5 королей

На радио-языке Сванидзе

Я думаю, это от безнаказанности и полной, искусственно созданной либеральной диктатурой, пустоты вокруг. Сторонники «открытого общества» полностью упразднили критику – любой, кто ставит под сомнение их принципы, подвергается демонизации, остракизму, маргинализации, становится объектом cancel culture и деплатформируется. Никто не имеет возможности открыть рот и ничего возразить либералам. От этого они совершенно обнаглели и считают нас, всё человечество, которое отвергает глобализм, «недоумками», «унтерменшами,» «обезьянами», «неандертальцами», «пещерными жителями». Так что и не удосуживаются даже подготовиться к дебатам. Это, конечно, всем сразу бросилось в глаза. Тем не менее, сами дебаты очень многие посмотрели. Они не стали дебатами века, так как либерал Леви высокомерно и снисходительно повторял набор банальностей, которые мы и так каждый день слышим и всех каналов и социальных сетей, контролируемых глобалистами. Мои же попытки перевести дискуссию на уровень философских оснований Леви парировал потоком оскорблений и нападок, переводя всё в плоскость очередного телешоу.

Хотя Леви приписал себе победу, потому что он громче кричал, ярче становился в картинные позы и провозглашал как актёр очень плохого провинциального театра: «Путин, верни Крым». Но при этом он не ответил вообще ни на один вопрос по существу. Это был разговор на двух параллельных уровнях. Я пытался говорить с ним как с философом, а он говорил со мной как визжащий журналист на телешоу.

Кажется, программу после этого закрыли. Налицо было демонстративное нежелание, и даже неспособность ни слышать оппонента, ни говорить с ним. Ведущая, которая не смогла кричать так же громко и не догадалась просто отключить микрофоны, растерялась и была не в счёт.

На мой взгляд, говорить на «языке Сванидзе» в стиле «Эха Москвы» и принятого там автореферентного язвительного монолога, недостойно.

Не Распутин

Фёдор Шиманский. А я вот, кстати, проверил. У нас всё точно. Вот заголовок: «Meet the most dangerous man in the world: Paul Knott on Putin’s fascist philosopher». И ещё: «The most dangerous replication of Rasputin». Всё-таки называют. И самым опасным человеком в мире и даже Распутиным.

Александр Дугин. Да, «репликант Распутина». Ну, хорошо. К фигуре Распутина я отношусь с большим интересом. Он был голосом глубинного народа при последнем Императоре. Многие вещи – и даже в политике – своим глубоким мужицким земляным умом он понимал правильно. Его образ дискредитирован противниками, и показательно, что в его убийстве – как и в убийстве Императора Павла – принимали непосредственно участие англичане.

Но всё же сравнение явно нелепое. Я философ, и если мои идеи и влияют на политику Путина, но никак не через индивидуальный гипноз и не через прямую суггестию. Я оперирую с парадигмами, с семантическими полями. Это практика совсем другого рода.

Продолжение следует

Нажмите «Подписаться на канал», чтобы читать «Завтра» в ленте «Яндекса»

Источник

ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ И ПРИНЦИПЫ ФИЛОСОФИИ А. БЕРГСОНА, Ф. НИЦШЕ

Французский философ Анри Бергсон(1859–1941) понимал жизнь в космологическом плане. В основе всего он видел творческий порыв, развертывание жизненного процесса, поток непрерывных качественных изменений, творение, длительность, бренность. Осмысливаемый в науке, этот творческий процесс, считает Бергсон, огрубляется, разбивается на отдельные стадии, якобы предсказуемые, в результате вместо длительности получаем время науки, нечто опространствованное и обезжизненное. Так, в специальной теории относительности время начинают толковать как всего лишь еще одну четвертую координату пространственного континуума. Обладавший математическим образованием, Бергсон считал научные методы недостаточными для действенного разрешения познавательных задач. Способ постижения длительности, бренности – интуиция. Интуиция выступает как род интеллектуальной симпатии, непосредственное знание. От интеллекта невозможно идти к интуиции, а вот обратный путь – от интуиции к интеллекту – возможен. Философия идет от интуиции к понятиям, тем самым она выявляет их подлинное значение.

Для немца Фридриха Ницше(1844–1900) в основе всего находится не воля к жизни, как у Шопенгауэра, а воля к власти. Он – сторонник сильных личностей, таких как герой его книги «Так говорил Заратустра», живущий высоко в горах, т. е. выше обычных людей, со своими ближайшими друзьями – мудрой змеей и гордым орлом. Чем дальше от природы до человека, тем больше затухает импульс к жизни, а сам человек – это уже прямое проявление болезни. Выход один – воспитывать сильных личностей, способных вести за собой слабовольные массы людей. Лозунг Ницше: «Живи опасно».

Ницше – прекрасный филолог и музыкальный импровизатор, к тому же страдающий от недугов. Все это переплавляется у него в своеобразную философскую форму, где яркие литературные эссе, проповеди, афоризмы, декларации, написанные подчас в музыкальных ритмах, то и дело противоречат друг другу. Ницше принято считать декадентом, т. е. представителем, причем ярчайшим, того направления в культуре конца XIX в., которое отмечено индивидуалистическим пессимизмом, аморальностью, эстетизацией кризисных явлений. Ницше считают также нигилистом, т. е. человеком, отрицающим все устоявшееся и не предлагающим новых позитивных ценностей. Впрочем, немало и таких авторов, кто обвиняет Ницше в культивировании фашизма, ибо, мол, «белокурая бестия» Ницше – это прообраз фашистского молодчика. В таком случае Ницше уже не столько нигилист, сколько приверженец фашизма. Думается, что все приведенные характеристики страдают явной односторонностью.

Ницше подобно любому философу занимается переоценкой существующих идеалов, но делает это во многих отношениях ярче и резче других. Для Ницше философия есть форма критики устоявшегося, традиционного, которое игнорирует становящееся, органичное по своему характеру стремление к власти. Это стремление не поддается научному изучению, а лишь истолковывается человеком.

Источник

Ницше: последний всплеск философии Нового времени

Фридрих Ницше замыкает своей философией XIX век. Его воззрения — яркая реакция на философию Нового времени, прежде всего на логоцентризм. Сущность вещей, считает Ницше, это не научная или моральная, а слепая воля к власти. Все слабое Ницше презирает, а все сильное воспевает. Симпатии Ницше на стороне сильных личностей, способных вести за собой слабовольные массы. Лозунг Ницше — живи опасно.

Ницше — прекрасный филолог и музыкальный импровизатор. Все это переплавляется у него в своеобразную философскую форму, где яркие литературные эссе, проповеди, афоризмы, декларации, написанные подчас в музыкальных ритмах, то и дело противоречат друг другу. Ницше разрушает нововременной логоцентризм. Старые ценности его не устраивают. Науку он ставит не слишком высоко. Довольно часто «воля к истине» есть лишь выражение бессилия «воли к творчеству». Само понятие истины Ницше ставит под сомнение. Откуда известно, что истина есть? Человек интерпретирует, но не ради истины, а реализуя свое стремление к власти. Ницше решительно выступает против «малокровных» идеалов христианства, морали, науки.

Кажется, что Ницше разрушил все ценности Нового времени. Но… «бог умер; и мы хотим — пусть живет сверхчеловек». На место Бога Ницше ставит человека, но это и есть главное положение философии Нового времени. Ницше не отказался от философии Нового времени и вместе с тем многое в ней разрушил. Он мечтал «о неслыханном синтезе», но осуществить его не сумел. Философия Ницше венчает собой философию Нового времени.

Ницше умер в 1900 г., на пороге Новейшего времени — XX века. Не стало альпиниста, но осталось его дело. Философское восхождение продолжалось, впереди, в серебристых облаках уже виднелись новые вершины.

Основные выводы

Философия Нового времени внутренне неоднородна. Связь ее основных положений не повторяет строгость математических теорем. Но она четко указывает на своеобразие нововременной философии.

• Философия Нового времени ставит в центр своего внимания либо отдельного человека (Декарт, Локк, Кант, Ницше), либо «коллективного» человека (Маркс). Это означает, что философия Нового времени антропоцентрична.

• В философии Нового времени преобладает гносеологическая установка, т. е. считается, что доступ к пониманию мира открывает познание.

• Философия Нового времени очень логоцентрична, т. е. идеалом познания признается четкое, строго рациональное мышление (это находит свое проявление в особом интересе Декарта к ясным идеям сознания, Канта к познавательным способностям души, Гегеля к универсальным идеям, Маркса к науке).

• Для философии Нового времени очень характерен преобладающий интерес к методам, способам познания (сравните методы Локка, Канта, Гегеля, Маркса).

• Особый интерес к познанию приводит к наукоцентризму (науку ставят превыше всего, философию стремятся поставить на научные рельсы).

• Наукоцентризм приводит к желанию подчинить общественную жизнь законам — правовым (Локк), моральным (Кант), экономическим и политическим (Маркс).

• Возрастает ориентация на практику. Кант, Гегель, Маркс начинают подчеркивать приоритет практики по сравнению с теорией.

• Философия Нового времени знаменует собой третий, заключительный после античной и средневековой философии, этап так называемой классики философии, классической философии. Идеалы классической философии во многом отрицаются уже в философии Ницше.

• Философия XX века — это неклассическая философия.

Источник